Тайна железной двери

Вид с высоты на Усть-Каменогорскую гидроэлектростанцию может украсить обложки самых крутых глянцевых журналов. В ущелье, стиснутом скалами, высится сорокаметровая плотина с приплотинным зданием машинного зала. В верхнем бьефе – Усть-Каменогорское водохранилище, повторяющее историческое русло Иртыша. Сам факт, что рукотворная перемычка удерживает водоем длиной 71 км и объёмом 650 млн кубометров, согласитесь, звучит эффектно. Водная масса давит на бетон и ровно по присказке ищет, как бы проложить себе дорогу. В свою очередь специалисты ищут технологии и прикладывают знания, чтобы подчинить мощь реки исключительно мирным целям. Для этого у них есть особая подземная галерея – потерна. Образно говоря – путь во глубине «души» плотины.

Если бы на ГЭС действовал техногенный туризм, потерна давно стала бы магнитом для диггеров и сталкеров. Однако станция – режимный объект. Поэтому массивную стальную дверь в подземелье здесь открыли только для корреспондента «Казправды».

...Тёмный коридор с дорожкой светильников по потолку, гулкие звуки, шум потока, словно рядом бежит ручей... Мой гид – инженер группы по эксплуатации зданий и сооружений ГЭС Глеб Шалаев. Он сразу приводит данные, которые обычно интересуют журналистов: общая длина гидроузла 461 м, плотины – 391 м, потерна примерно на 30 метров короче за счёт отступов от глухой части. Машинный зал расположен на отметке 311 по Балтийской системе высот, ниже – помещения шахт по обслуживанию гидроагрегатов – 307-я и 300-я отметки.

– А мы, – говорит Глеб, – находимся ещё ниже. Мы на дне Иртыша. Можно сказать, идём по речному дну. Самая нижняя отметка – 286.

Я присматриваюсь: галерея и правда идёт то немного вверх, то вниз. Сохранились архивные сведения, как в военном 1943-м гэсстроевцы вели подготовку под будущую плотину: вручную вынули больше 67 тыс. кубомет­ров грунта и скалы, взорвали и убрали 6 тыс. кубометров льда, заготовили и опустили на дно 12 тыс. кубов ряжей, загрузили в перемычку 20 тыс. кубов камня. На 80% коллектив гэсстроевцев состоял из женщин. Хочется верить, что когда-нибудь в Усть-Каменогорске отдадут дань памяти этим великим труженицам – поставят памятник или обелиск.

Гул усиливается. Инженер показывает вверх: прямо над головами проложен напорный трубопровод, по которому подается вода на турбоагрегат. Надо мной каж­дую секунду проносится поток в сотни кубометров! Представляю, какую селфи-сессию устроили бы диггеры в этом брутальном антураже. На стене замечаю большой чёрный телефонный аппарат – в старых фильмах герои подходили к таким, снимали трубку и важно произносили: «У телефона».

– Теперь эти средства связи – раритет, историческая деталь, – замечает Глеб. – Поэтому мы его и не убираем. Он, кстати, в рабочем состоянии, служит для оперативной связи с дежурным.

По всей потерне на стенах нанесены большие заметные обозначения Т и ТШ, например, Т50, ТШ 25. Я присматриваюсь – ничего не замечаю, трогаю ладонью – стена влажная. Мой гид объяс­няет: таким образом в галерее помечены температурные швы, или, проще говоря, трещины. Если поговорить со строителями, они вообще считают бетон живым материалом: он крепость набирает сто лет, осадку даёт, «дышит» при изменении погодных условий. То есть это пластичный материал. У каждой бетонной плотины в обязательном порядке есть швы, позволяющие снимать напряжение в гидротехнической конструкции. Их параметры – сотые доли миллиметра, максимально допустимая величина – 0,1 мм. Где уж тут невооруженным глазом увидеть такие паутинки!

Все эти Т и ТШ – под постоянным контролем специалистов и автоматики. Глеб показывает миниатюрный прибор, установленный как раз для наблюдения за трещинами. В его основе – принципы электрического измерения. Датчики могут фиксировать изменения чуть ли не в микроны.

Вода и чуткие приборы

Чем дальше мы спускаемся по туннелю, тем громче звуки капель и журчания. По желобам вдоль стен течет вода, воздух влажный. Атмосфера загадочного подзе­мелья. Глеб с улыбкой заверяет: так и должно быть, и подводит к приспособлению, словно из магического класса учителя Стебль в Хогвартсе.

– Это капельница щелемера, – объясняет инженер. – Все капельницы обозначены, например, КП – это капельница правобережной плотины, КЛ – капельница левобережной плотины. Вода всегда найдёт место, куда ей бежать, есть очаги, где она понемногу фильтруется, и приборы их показывают. Мы за ними наблюдаем.

Показания аппаратуры регулярно заносятся в журналы наблю­дений. Специалисты ведут их с момента запуска станции в 1950-х годах, здесь можно найти «гроссбухи», которым по 50–60 лет. Такие базы данных являются бесценными при внедрении искусственного интеллекта.

– Осторожно! – предупреждает специалист, когда я едва не налетаю на странный столбик посреди галереи.

Оказалось, у меня под ногами – пьезометр, дорогостоящее оборудование, которым измеряют давление и уровень воды в фундаменте. По словам Глеба, их показания могут изменяться по разным причинам, например, при перепадах температуры или изменении числа работающих гидроагрегатов. Это нормально.

Рядом ещё один прибор, размещённый в специальной скважине для контроля за теми же параметрами – уровнем, давлением, температурой, расходом. По ним существуют критериальные значения, в том числе «зеленые», которые нельзя превышать. Многим дренажным скважинам по 30–40 лет, они уже история ГЭС. В целом аппаратура позволяет получить картину того, как плотина сопротивляется напору реки.

– Если бы показатели росли, мы бы забили тревогу, – рассказывает инженер. – Но они не растут.

Я смотрю на многочисленные приборы и понимаю: о тайнах в подземном туннеле нет и речи. Вся потерна – под «колпаком» у специалистов ГЭС. Они видят любые изменения, причём в микродолях. Например, наклономеры могут фиксировать отклонение плотины относительно вертикали в один-полградуса.

– На мониторе выведены данные по всем основным критериям, – рассказывает Глеб. – Казалось бы, можно не выходить из кабинета. Но у нас есть служба, которая, как и раньше, продолжает вести замеры вручную. Ходят, проверяют со штангенциркулем, с секундомером. Контроль лишним не бывает.

^{На ГЭС до сих пор пользуются гигантскими инструментами весом больше 10 кг}

Экскурсия во глубину «души» гэсовской плотины завершается. Инженер провожает меня до проходной и приглашает прийти на станцию, например, через два-три года. Сейчас здесь приступают к проекту внедрения автоматизированной системы диагностики и контроля, или предиктивной диагностики. В том числе с использованием 3D-моделей. Программа будет отражать такие параметры, как напряжение в бетоне, температуру, деформации.

– Возможно, мы будем первыми в Казахстане, где внедрят такую систему, – обещает специа­лист. – Сейчас всем интересно увидеть исторические механизмы, но лет через тридцать таким же раритетом станут автоматы и наши программы.